Наталья ТИШЬ - ТЕНЁТА [СИ].

— Ты должен был исчезнуть! – неожиданно взревела Дагрун, потрясая небесам кулаками. – Ты не имел права приходить, ведь мы убили предвестницу!..

— Глупый тролль, – парировал Зверь и сделал два шага, опираясь тростью на воздух. – Не была девочка предвестницей. Вы несколько раз проходили испытание, сами того не зная, и я оставлял ваш мир в покое. А тут – провалили. С треском. Убили беззащитную, ничего не понимающую девочку. Ребенка. Мне, конечно, полагается быть злом, но как-то не хочется. То есть, я Зло, но немного неправильное с вашей точки зрения, наверное. Так что удачи вам, друзья мои. Готовьтесь к концу света.

Он еще приподнял цилиндр, прощаясь, и пропал, словно не было. А тенета действительно взрезали небо. Рия прижалась к Глау, утыкаясь ему в плечо, и сжала медальон. Горестно взревела Дагрун и, казалось, все горы откликнулись на ее плач. Девушка дрожала, пока эльф крепко ее обнимал и сам мелко вздрагивал. Что-то заскрипело в выше, и Рия машинально подняла голову. Изрезанное небо начало разваливаться. Один из кусков со скрипом отвалился, открывая непроницаемую черноту, и с шумом полетел вниз. Он упал неподалеку, с площадки было хорошо видно, как он врезался в землю, и от места столкновения пошли трещины.

Гномы. Ох, нет. Гномы были под землей, и что сейчас творилось у них, Рия боялась подумать. А небо падало, и вскоре трещины окружили и площадку. Небо стремительно черно, казалось непроницаемой пастью, в которой, казалось, вот-вот заблестят клыки. Выла Дагрун, выли остальные тролли, и только Глау крепко обнимал ее.

— Так не должно быть! – вырвалось у него.

Он пошатнулся, но устоял, трещина прошла совсем близко, кусок горы где-то позади с шумом провалился в такую же черноту, как и наверху, где некогда было небо. Рия закричала, когда рядом, буквально в двадцати шага кусок неба упал, разбился вдребезги, словно был стеклянным, и площадка под их ногами вздыбилась. Эльф упал, потянув девушку за собой. Они съехали немного вниз, упираясь в стык двух пластов, а рядом упал еще один кусочек неба. С солнцем. И солнце разлетелось вдребезги, действительно обнажая почти что лампу, но и та разбилась на мелкие осколки, и стало темно. Показалась вечно полная луна, то, что от нее осталось, а Глау и Рия все смотрели, как падает теперь ночное небо.

Эльф тоже сжимал медальон, девушка поглаживала свой, понимая, что шанса выжить нет. Чем обернулась затея Дагрун? Чем обернулось ее ожидание и желание? Почему все… так? Смолк вой троллихи, а сверху посыпалась земля. Рия еще посмотрела наверх, а потом скалы под ними разверзлись, и рухнул вниз один из последних кусочков неба.

Билось сердце. Медленно, словно с усилием, оно перекачивало кровь по венам и все-таки билось. Рия как-то отстраненно удивилась: неужели еще жива? Ведь они с Глау провалились в самую бездну, в само мироздание, когда разлетелся вдребезги страшный равнодушный мир. Зверь не задержался, словно спешил еще куда-то, и тенета взрезали небо и землю. Открывалась непроницаемая бездна, девушка отчетливо это помнила. Тогда почему?..

Она попробовала пошевелиться, и тело взорвалось болью. Почти невыносимо заболела культя, заныл шрам на левой ноге, как если бы он был получен буквально час назад. Что? Рия чуть нахмурилась: эти ощущения ей были знакомы. Да, как тогда, у Чиллы. Когда она только приходила в себя после нападения трехглазого зверя, когда только-только поняла, что стала калекой. Но ведь прошло столько времени! И снова? Или на этот раз… Да нет.

Она с усилием разлепила веки, и ее тут же ослепил белый свет. На лице явно что-то было, потому что дыхание отдавалось легким шумом. Все тело болело, но эта боль была знакомой, а потому словно не такой страшной. Правый глаз по-прежнему ничего не видел. Да, все как всегда, только… Что-то было неправильно. В том, что видела сейчас Рия, что-то было не так. Потолок… Да, потолок! Девушка с изумлением поняла, что он выложен плиткой. Привычной такой плиткой, какой иногда делают потолки в домах. На Земле… Она вернулась? Нет, правда, она вернулась?

Из горла вырвался хрип – натужный, несмелый, словно где-то внутри ей засыпали песок. Ах да, как тогда… Чилла принесла ей воды. Нет, она что, действительно вернулась домой? Тогда где? Почему не дома? И что у нее на лице? Рия помнила, что пока шевелиться не стоит, станет еще больнее, но это и не понадобилось.

Внезапно перед ней появилось лицо матери. Она даже едва не забыла его за столько времени… Мама плакала, все всхлипывала, и ее слезы падали на Рию.

— Девочка моя, ты очнулась! Мы так!… Мы ждали! Знали!..

Девушка слабо улыбнулась и пошевелила левой рукой. На сгибе что-то было воткнуто в вену. Она в больнице? Сейчас было странно так спокойно это понимать. Первое удивление прошло, но пока понимание все же не приходило. Иначе бы она наверняка захотела прыгать от счастья и обнимать родителей. Да, конечно. Надо понять… надо осознать, что это на самом деле не сон, что она дома! И мама – самая настоящая мама сейчас перед ней, все плачет, гладит ее по груди, улыбается сквозь слезы. Мама…

Рия снова захрипела, желая сказать, что плакать не надо, что самое страшное на самом деле позади, но тут набежали врачи. Девушка вздрогнула, почувствовав укол, и отчаянно захотела сказать, что не надо, что только бы попить, но, похоже, ей решили вколоть снотворное. Или успокоительное, или что-то еще, но от этого лекарства начали путаться мысли. Рия еще потянулась пальцами к плачущей матери, стоявшей справа, но не успела – снова провалилась в темноту.

…Она действительно была дома. На Земле. В своем родном и бесконечно любимом мире, где кроме войн и равнодушных людей были те, кто готов пожертвовать последним ради другого. Те, кто не мог оставаться равнодушным. И родители были здесь, почти все время. Порой рядом оставался отец, пока мама уходила на работу, порой наоборот, но по вечерам и даже ночами родители были рядом.

И было снова странно слышать, как ее называют Машей, Машенькой, Машулей. Она привыкла к имени 'Рия' и теперь никак не могла вновь научиться реагировать сразу. Когда мама звала ее полным именем. Нормальным именем. Обычным. Земным.

Маша. Марья. Рия.

Девушка не представляла, как теперь вообще может вернуться к прежней жизни и одновременно знала, что сумеет. Просто уже по-другому будет на все смотреть. Точка зрения изменилась – после рабства, после смертей, после… убийства. Когда Рия – ах, нет, Марья – сумела нормально пошевелиться и сесть, первым дело взглянула на левую руку. Конечно, крови там не было. Даже намека на ярко-синюю жидкость, как глаза Глау. Глау… Каждый раз при воспоминании о нем и о Рюне сжималось сердце. Начинало болеть где-то под грудной клеткой, не сильно, но боль растекалась пламенем и тихо жгла, словно напоминая: ты убила их. Рия знала, что это не правда.

— Не Рия, – как-то прошептала девушка, стараясь уверить себя в этом, – Марья. Маша. Больше не Рия.

И все равно никак не могла еще отвыкнуть. Нужно было время.

Ее вскоре перевели в другую палату, когда убедились, что да, жива, почти здорова, по крайней мере, идет на поправку. И не впадает в депрессию по поводу своих потерь. Правой руки не было, и родители смотрели на нее печально. Рия только улыбалась.

— Все в порядке, – сказала она и коснулась глаза. – И то, что вижу теперь только левым глазом – тоже не страшно. Я привыкну, мам. Пап, не бойтесь, правда. Я привыкну.

Она едва не сказала, что уже привыкла, но пока ее терзали смутные сомнения. Наверное, рассказывать все-таки не стоило, где ее носило столько времени. Мама сказала, что она вышла из комы, и Рия предположила, что ее обнаружили где-то без сознания, а уже потом она впала в кому. Другое дело, что когда девушка рискнула задать вопрос о своих подругах на даче, родители почему-то отвели взгляд. Чего она еще не знала?

Первые две недели родители наотрез отказывались рассказывать о произошедшем.

— Тебе нельзя волноваться, – сказала мама, ласково гладя по плечу. – Не бойся, милая, мы все преодолеем. И научимся жить так.

— Конечно.

Рия бы могла рассказать, что обязательно научатся. И что привыкать сейчас придется не ей, а именно им, родителям, которые будут волноваться и опекать свою дочку-калеку еще больше. Конечно…

Иногда Рия машинально касалась груди, где был медальон, но его, конечно, больше не было. Медальон сгинул в первозданном хаосе, как весь мир. И… был ли вообще тот мир? Этим вопросом Рия задалась, когда мама все-таки решилась ей рассказать.

— Я хочу знать, – твердо произнесла девушка. – Мам, вы не сможете долго молчать. Иначе я спрошу у девчонок. У Галинки той же. Она ведь должна знать.

Мать только как-то печально покачала головой и судорожно вздохнула.

— Я расскажу, – хрипло согласилась она, и Рия села удобнее, приготовившись слушать. – Ты только сильно не волнуйся.